Начало игры.

Некоторые говорят, что "all you need is love". Людвиг Мюллер не особенно в это верит, да и в общем-то старается не задумываться, чтобы не сбиваться с мыслей о практичном и насущном. Философские и псевдофилософские измышления он предпочитает оставлять профессионалам с одной стороны и юным восторженным девицам с другой. Но если его спросить, что же на самом деле нужно человеку, он пожмёт плечами, но ответит, что, что бы это ни было, оно потеснится, освобождая место для чашки хорошего кофе.
Кафе в нескольких кварталах от квартиры Людвиг любил именно за хороший кофе. В пальцах немца тлела уже вторая сигарета, но больше именно тлела, чем оказывалась у него во рту. В чашке оставалось кофе на глоток, но Людвиг не спешил - хороший кофе и холодным будет приятен.
Помимо самого Мюллера в кафе никого не было, и если посетители и оставались - они находились где-то у кассы или у выхода - кафе доживало свои последние на сегодня часы.
Немец откинулся на спинку стула, неотрывно глядя в конец улицы - оттуда должен был появиться брат. И хотя Людвиг знал, что Гилберт опаздывает если не всегда, то в девяноста процентах случаев, он пришёл заранее, и теперь расплачивался за это вот уже почти тридцатью потерянными минутами. "...за который я мог бы разобраться с документами для налоговой", - Мюллер досадливо цыкнул. Бумаги он с собой не взял, посчитав, что встреча не растянется больше, чем на пять минут. Людвиг умел и любил планировать своё время. Гилберт же, кажется, с таким же умением и с не меньшей любовью планы эти виртуозно рушил.
Проблема была в том, что Мюллер давно разучился всерьёз злиться на старшего брата.

Отредактировано Ludwig Müller (2011-07-07 20:29:15)

- Я потерял мастеркард! - издевательским тоном сообщил Байльшмидт, присаживаясь напротив дорогого братца. - Твои проблемы, что ты приходишь раньше, чем положено. Мои часы показывают две минуты первого, ты сам говорил, что не освободишься раньше одиннадцати и, возможно, задержишься. Но если тебе так хочется, можешь меня отшлепать, как шлепал я тебя в детстве - только не прилюдно, пожалуйста.
Гилберт грозно хмурился, наблюдая за этими телячьими нежностями. Ему не нравилось ни то, как Людвиг осторожно обращается с Феличиано, ни то, как Феличиано ластится к Людвигу. Не то чтобы он ревновал, просто ощущать себя третьим лишним было не очень-то приятно.
"Ха, специально вам буду своей рожей настроение портить!"
- Если они тебе были так нужны, мог бы и сам сходить к Феличиано - он был бы чертовски рад, - ядовито заметил Гилберт, закидывая ногу на ногу и расслабляясь на стуле. - А то что же ты его так надолго оставляешь в одиночестве, а? Да ещё и с включенными мобильниками на свидания ходит... Нет, ладно я - я тебя ещё могу простить, если ты вскакиваешь в ресторане как раз тогда, когда на наш столик накладывают тарелки со жратвой, и несёшься в сторону выхода, бросив мне, что у тебя, мол, работа, но так поступать с Феличи?! Господи, Людвиг, да ты полный ублюдок! Он же чувствительный, ты можешь его здорово обидеть, а потом хорошенько огрести от меня. Тебе так хочется ходить с расквашенной мордой?
Байльшмидт резко придвинул к себе чашку кофе и залпом выпил остатки напитка. К сожалению, он забыл, что разлюбимый младший братец любит пить кофе либо без сахара, либо лишь с одной его ложкой - гадость из чашки показалась мужчине ужасно горькой. Закашлявшись, Гилберт выплюнул то, что только что выпил, обратно в чашку, и вытер губы тыльной стороной ладони, сильно морщась.

Есть один замечательный жест, который практически универсален. И именно им непроизвольно воспользовался Людвиг ещё на словах Гилберта о карточке. Уронив лицо на ладонь, Мюллер смотрел на брата сквозь пальцы. На самом деле, иногда немцу казалось, что ещё чуть-чуть - и на лбу у него образуется характерный синяк от слишком частых соприкосновений собственно лба и ладони.
В первые секунды Людвигу очень, очень хотелось отвечать на каждый выпад старшего, каждое его обвинение разложить по полочкам и резонно возразить. Но делать так Мюллер перестал лет эдак десять назад - всё равно толку от этого не было, и чаще Байльшмидт просто-напросто не слушал брата, перебивая. Поэтому теперь немец пользовался этим самым красноречивым жестом, прожигая Гилберта взглядом.
Впрочем, ему пришлось снова приблизиться к появлению синяка - когда Байльшмидт проделал... манипуляцию с кофе.
- Гилберт! - Мюллер не удержался от возгласа. За всю жизнь он так и не привык к развязному и совершенно бесцеремонному поведению старшего брата.
Феличано, как обычно, выступил в роли миротворца. Людвиг не знал, насколько это эффективно в случае с Гилбертом, но сам, глубоко вдохнув и медлено выдохнув, быстро взял себя в руки и накрыл ладони Варгаса и брата своей.
- ...и закончили, - сказал он тоном преподавателя физкультуры младших классов, разве что не добавил "упражнение".
Снова откинувшись на спинку стула, немец поманил дежурного официанта. Тот, как и ожидалось, покачал головой, кивнув на кассу - мол, закрыл. Готовый к такому раскладу, Мюллер молча выложил на стол аккуратную ровную купюру.
- Какое хочешь? - Людвиг глянул на итальянца и следом перевёл вопросительный взгляд на брата. Тот тоже любил сладкое, а Мюллер не имел привычки мелочно мстить старшему за свой невидимый синяк на лбу. К тому же, немцу вовсе не нравилось повисшее над столиком напряжение, и если он и собирался разговаривать с Гилбертом серьёзно - то только наедине. Опять же - уже порядком времени Людвиг потерял из-за... ладно, в принципе потерял, и не намеревался тратить ещё на бессмысленный спор в общественном месте, пусть и пустом.
О брате Варгаса немец помнил смутно и знал мало, но из того, что знал - делал неутешительные выводы.
- Ты вообще... присмотри за братом. Вроде он у тебя беспокойный, - посоветовал он Феличано, задумчиво стуча пальцем по столешнице.

Отредактировано Ludwig Müller (2011-07-11 19:25:14)